Иван Тютрин: С моей точки зрения, для того чтобы выработать какую-то стратегию работы оппозиции внутри страны и с западными институциями, нужно сначала поставить диагноз и определиться с оценками.
Мы говорим о том, что в России сегодня установлена персоналистская диктатура, более жёсткая или менее жёсткая — уже не важно. Если диктатура установлена, институт выборов уничтожен, то как об участии в них мы можем говорить? На мой взгляд, проблема заключается в том, что многие, даже из оппозиционного лагеря, пытаются навести тень на плетень, ввести людей в заблуждение. Иногда это просто прямой обман, когда людям, оппозиционным активистам говорят, что они могут на что-то серьёзно повлиять. У нас путинизм уже слишком долго, у нас за спиной несколько электоральных циклов, чтобы заново заходить в этот круг, тем более в сегодняшних, значительно худших условиях.
Я ни в коем случае не выступаю против муниципальных выборов. Более того, я услышал какое-то время назад один из аргументов, который мне показался достаточно разумным: что после падения путинского режима, в каком-то виде это произойдёт, в глобальном изменении страны должна быть какая-то легитимная опора для реализации демократического транзита, на которую новая российская власть будет опираться. И в условиях абсолютного уничтожения института выборов и тотальной политической зачистки эти многочисленные муниципальные депутаты могут стать той базой, которая распределена по всей России и на которую можно будет опереться. Мне этот аргумент показался достаточно разумным.
Нелегитимна сама технология, которая сейчас имеет место. Голосование проходит 3 дня, подавляющее число участков не оборудовано камерами. "Голос", всевозможные наблюдатели и организационные структуры, которые могли хоть как-то на местах фиксировать вбросы — уничтожены. Поэтому утверждение, что чем больше пришло, тем сложнее фальсифицировать — это миф, а не реальность. Сегодня у российского гражданского общества отсутствует механизм контроля за выборами. Всё заточено на то, чтобы сделать любой результат.
Юрий Самодуров: Вершиной своей оппозиционной деятельности наша оппозиция, наши правозащитники видят место в Госдуме. Никаких других политических целей последние годы оппозиция, оппозиционные политики, оппозиционные журналисты, оппозиционные политологи не выдвигают. И это топтание на месте стало для меня неприемлемым. Я могу ответить, что если вы ничего не хотите, кроме того, чтобы видеть нескольких представителей в Госдуме, тогда идите со спокойной совестью, голосуйте. Мы вас в этом не разубеждаем, не можем вам, даже если бы хотели, помешать. Но эта популярная цель не должна быть единственной для оппозиции. Для меня серьёзно стоит вопрос о каких-то рациональных шагах, действиях, которые ведут к делегитимации режима как условия, первого шага к его смене. И поэтому я отвечаю так: "Если вы хотите депутатских значков и больше ничего — пожалуйста, идите и голосуйте. Но если вы хотите смены режима, надо подумать, что ещё предложить, что ещё делать, а не лезть в Госдуму, не легитимировать её".
Владислав Иноземцев: "Чёрных лебедей" для режима можно не ждать. В 2008 году случился мировой экономический кризис. Дальше случились санкции Запада, коронакризис, который все ожидали как полную катастрофу, и всё устояло. Я не вижу сейчас сил внутри страны, которые могли бы консолидироваться и бросить режиму вызов. Внешних угроз я тоже не вижу. Чтобы санкции приняли какие-то необратимые масштабы, нужны совершенно непредсказуемые действия со стороны Кремля, которых я не жду. Когда мне говорят, что Путин неадекватный, у него нет логики, разумности, осторожности, я не могу согласиться. Если бы Путин был неадекватен, он бы не правил 21 год. Мне кажется, в Кремле есть определённые элементы самосохранения. Я смотрю на это как исследователь. В мире существовало много персоналистских режимов, созданных одним человеком. И этот человек, в нашем случае Путин, на протяжении нескольких поколений как карточную колоду тасовал своих приближённых. Соответственно, ни у кого в России, кроме Путина, сегодня нет серьёзной политической субъектности.
