Из шести Нобелевских лауреатов по литературе, которые писали на русском языке, пятерых методично поливали помоями в русскоязычной прессе. И обязательно добавляли, что эти продажные члены Нобелевского комитета специально дали премию такому ничтожному писаке, чтобы только обидеть Россию (в первых четырех эпизодах она выступала под псевдонимом СССР).
В советские времена неправильным Нобелевским лауреатам приклеивали ярлыки. Всем, кроме Шолохова.
Бунин – это "матерый волк контрреволюции".
Пастернак – "литературный сорняк" и еще "паршивая овца в литературном стаде".
Бродский – понятное дело, "тунеядец", а, кроме того, "псих". Но, главное, конечно, "тунеядец".
Солженицын – "литературный власовец".
Тут важно было не перепутать. Назвать, например, Пастернака "литературным власовцем" было верхом безграмотности и политической близорукости. Это было бы так же недопустимо, как Бродского назвать "матерым волком", а Бунина – "литературным сорняком". Что же касается Бунина, то уже в конце 50-х, почти сразу после смерти Ивана Алексеевича, его перестали обзывать "волком", а начали потихоньку увековечивать.
Ситуация с премией Светлане Алексиевич наглядно показывает, насколько изменилась духовная атмосфера в современной России по сравнению с СССР. Вот смотрите. Никакого единого ярлыка нет, полный плюрализм помоев и свобода ругани.
Эдуард Лимонов: "Я не ценю, во-первых, Нобелевскую премию, а во-вторых, не ценю Светлану Алексиевич! Я считаю, что она литератор третьего-четвертого разряда". Конец цитаты. Тут все понятно. Непонятно лишь, кто входит во второй разряд, поскольку список перворазрядных литераторов очевиден и состоит из одной известной фамилии.
Сергей Шаргунов: "Премию надо давать за большую литературу, а не за очерки". Крайне любопытный и своевременный вклад в литературоведение внес вот прямо сейчас писатель Шаргунов. Оказывается, оценивать достоинства писателя надо исключительно по объему написанного или скажем, по весу изданного "кирпича", ну, или по жанру: если написал роман, значит большой писатель, ну, а если очерк, или там рассказ какой, это, значит и писатель мелкий, незначительный.
Исходя из этого критерия, все то, что до сих пор называлось "секретарской литературой", все эти пудовые "кирпичи" марковых-пулатовых-карповых, теперь надо считать ну, очень большой литературой, а всякие там Чеховы со своими рассказиками, и Цвейги со своими новеллками - это все литературная мелочь, не стоящая внимания.
Примерно с такой же меркой подошел к оценке Светланы Алексиевич маститый писатель Вадим Левенталь. Свою первую книгу эта литературная глыба написала в 2013 году, не исключено, что сейчас он одарил человечество еще одной. Так что теперь у него, возможно, за плечами опыт написания целых двух книг. И вот с высоты своего опыта писатель Левенталь очень разгневан и осуждает "анекдотическое решение Нобелевского комитета". Гнев писателя Левенталя вызван тем, что "премию по литературе присудили журналисту". И мэтр вынужден объяснять этим тупым членам комитета: "Человек, который собирает и расшифровывает интервью – это журналист. Писатель – он сочиняет истории". Да, и еще писатель Левенталь знает, что Алексиевич зря дали Нобелевскую премию, поскольку "говорит она штампами, а думает глупости".
Перефразируя писателя Левенталя, замечу, что говорит он глупости, а думает штампами. Возможно в "Известиях", где постоянно печатается писатель Левенталь, совсем не стало никаких редакторов, иначе неясно, почему никто не объяснил этому литературному эмбриону, что есть такой жанр, называется "документальная проза", а там, где этот жанр становится постепенно центральным в литературе, его зовут non fiction, и что отношение в этому жанру во всем мире крайне почтительное, уж никак не менее почтительное, чем к роману.
В отличие от писателя Левенталя, у Захара Прилепина за плечами намного больше двух книг. И поливает он нового Нобелевского лауреата с разных позиций. Во-первых, оказывается, Нобелевскую премию "в принципе не могли дать российскому писателю, даже Шендеровичу, потому что дать России в принципе нельзя". Почему можно было давать советским инакомыслящим писателям, а российским нельзя, писатель Прилепин не объясняет. Но выясняется, что тут главное - поведение наших подлодок: "Нобелевская премия вспомнит о русской литературе, как только русские подлодки начнут плавать вокруг Европы". И действительно: "Я угадал", - торжествует писатель Прилепин, - "без подлодок они не могут".
Тут у писателя Прилепина есть одно открытие и одна загадка. Открытием является то, что, оказывается, весь наш ВМФ, существенную часть которого составляют наши славные субмарины, осуществляет свои маневры ради того, чтобы склонить на свою сторону членов Нобелевского комитета по литературе. Загадкой же для меня стало, почему, если наши подлодки так действуют на членов Нобелевского комитета, они не присудили премию писателю Прилепину или тому же Проханову, поскольку что тот, что другой имеет не в пример большее отношение к силовым структурам, чем Алексиевич.
Но точнее всех высказался по обсуждаемому вопросу политолог Сергей Марков: "Вручение Нобелевской премии писательнице Светлане Алексиевич как нельзя на руку исламским террористам". Я когда это прочитал, то просто размяк от нахлынувших воспоминаний молодости. Еще бы сказал: "льют воду на мельницу", - вообще было бы замечательно. Но и так хорошо. И дальше политолог Марков перешел к конструктиву: "Россия должна ответить асимметрично… Я бы предложил учредить собственную Нобелевскую премию, тем более, что Нобели – это фактически наши русские, петербургские промышленники, и провести церемонию, допустим, в сирийском городе Алеппа, который на днях будет захвачен нашей армией". Конец цитаты.
Нет, я отказываюсь это комментировать. Поскольку любой комментарий будет только снижать впечатление от этого творения политолога Маркова. Такой бриллиант надо экспонировать без оправы.
Вот такая, в общем, обычная реакция в России на признание инакомыслящего. Люди, которые искренне радовались за Светлану Александровну, тоже наговорили странных вещей. Поэт Дмитрий Быков зачем-то вспомнил химеру "русского мира", мол, это вот премия представительнице настоящего "Русского мира", человечного и доброго, а не того, где бегают моторолы и сбрасывают бомбы. Кто-то радовался за то, что вот, наконец, премия вернулась к русскоязычному автору, кто-то выяснял, какой народ, белорусский или русский, имеет больше прав на эту славу.
За всеми этими суетливыми словами потерялись две, на мой взгляд, важные вещи. Светлана Алексиевич получила мировое признание за свой личный каторжный труд на протяжении более чем трех десятилетий. Труд, результатом которого стала обжигающая правда о нашей советской цивилизации. Которая совсем не погибла в результате "крупнейшей геополитической катастрофы", а продолжает жить и отравлять окружающее пространство.
Теодор Адорно сказал, что "писать после Освенцима стихи – это варварство". Писать стихи, конечно, продолжают, но все, что происходило в XX веке, не могло не сказаться на самой технике литературного творчества. И то, что для многих российских писателей эталоном все еще являются "сочинители историй", а для публики писателями являются Минаев и Прилепин, свидетельствует о фундаментальной периферийности и отсталости нашего литературного процесса, которая стала, возможно, результатом глубокой социальной деградации постсоветского пространства.
Поэтому я не разделяю надежд Олега Кашина, который высказал предположение, что Нобелевская премия Светлане Алексиевич позволит компенсировать тот дефицит нравственных авторитетов, который столь пагубно сказывается на состоянии общественного сознания в странах бывшего СССР. К сожалению, ни в Белоруссии, ни в России, ни даже в Украине ее слова не станут набатом и мало что изменят. Причин тому много. Одна из них та, что все три наши культуры - и белорусская, и украинская и российская - потеряли былую литературоцентричность. Поэт и писатель перестали быть чем-то большим, чем поэт и писатель. И литераторам к этому надо бы уже привыкнуть. А за Светлану Алексиевич очень радостно. Она эту премию заслужила давно.
! Орфография и стилистика автора сохранены
